Горячие головы. (страница 1) - Интересные статьи

Горячие головы.	Время: 30.04.2010 00:00
В юности когда я еще не занимался потреблением алкогольных напитков, моя мама совершенно искренне ненавидела всего два из моих увлечений - это гитара и футбол. Со временем когда я стал работать в гитарном бизнесе мама стала полегче относиться к гитарам. Но вот что касается футбола, то никакой пользы кроме возможности получить травму или нанести ее кому-то другому она не видела. А то что я получаю заряд неверотной бодрости духа - она считала мелочью. И вот так случилось, что на днях, мое футбольное увлечение наконец-то принесло пользу человечеству. Не всему конечно населению планеты, но хоты бы его крошечной части. Было это так - собираясь выйти из дома, я ообнаружил, что дверь из подъезда на улицу сломалась и не открывается - что-то там заклинило в этой железной дуре с замком от домофона и она никак не хотела распахнуться настежь. Надо сказать я был не одинок в этой проблеме. Внутри подъезда толклись еще человек десять жителей, что не могли покинуть дом. И снаружи было примерно столько же, кто не мог войти. Горячие головы. автор текста : Сергей Тынку Что было делать? Ждать службу спасения? Выбивать стекло в большом подъездном окне? Там рядом со мной было среди людей несколько мужчин - они пытались быть в дверь ногами и плечами. А я был в кроссовках и за спиной у меня был рюкзак с футбольной формой спартаковских цветов - я собирался завершить тот день в игре. В общем там было три метра для разбега - я сделал как надо - вмазал по этой двери с такой силой... Люди были спасены и могли свободно перемещаться в пространствах улицы и жилища. Мне выразили благодарность в перемешку с некоторым удивлением. И следующие минут пятнадцать в метро я думал, о том какой я молодец. А потом настроение начало портиться. Вообще мое настроение - оно как кошка. Вот только что сидит у тебя на коленях и мурлычет, а потом и вдруг вскакивает и куда-то уходит за диван, спрятавшись ото всех. Почему то я стал ощущать себя смешным и нелепым. От того что помог людям и себе не чем-то разумным (как можно было ожидать от человека с высшим образованием), а просто хорошим ударом ноги каким убить можно. Я стал пытаться вспомнить - помогал ли когда-нибудь людям вообще и делал ли это посредством головы. Ничего подобного отыскать в большом шкафу памяти не удалось. Моя голова была бесполезной. Чтобы отвлечь себя от этих глупых грустных мыслей, я стал пытаться подумать о чем-то хорошем. Знаешь у меня есть дежурные мысли, которые нужны мне только для того, чтобы привести себя в определенное состояние. Например когда у меня нежелательная эрекция - я думаю о Linxy и она пропадает. Как-то мне делали лечебный массаж в области задницы - ну у меня было смещение позвонков после падения со скамейки где я танцевал по пьяни. И в этот момент массажа я думал об одной девушке - и у меня все встало. А потом я представил - мужик мне массирует задницу, в конце он как всегда говорит "перевернитесь на спину" - а у меня член стоит - что он подумает? Поэтому я по-быстрому нагнал в голову мыслей о своем друге Linxy и эрекция тут же прошла. А тут чтобы как-то прогнать грусть я стал думать о гитаристе группы U2 по имени Edge. Мне почему-то всегда казалась невероятно смешной его голова. Она была похожа на черепаховую. И она была как будто непропорционального размера относительно его плеч. В общем мне всегда весело когда я о нем думаю. Наверное это какой-то психологический прием когда у тебя в запасе есть вещи о которых ты начинаешь думать ради достижения какого-либо эффекта - уверен у тебя тоже такое есть, но что-то свое. И вот я ехал в метро, думал о голове Edge, а дома у меня между тем лежало несклько других голов, гитарных. И мне надо было их послушать и что-то сказать о них. Это тоже смешные головы. Потому что они входят в класс "маленьких голов". Олег любезно привез мне двадцати-ваттную Krank Rev Jr. Pro на несколько дней чтобы услышать. Я никогда ранее не слышал усилков Krank, но мне сказали что это хайгеновая штучка-убийца. Описание этого усилка в сети выглядели очень заманчивыми - два канала, разрыв для петли эффектов, небольшие размеры, чистая лампа и наконец-то хайгейн. В общем я стал думать, что возможно это тот аппарат, что нужно в конце концов купить себе в дом для обретения счастья. А потом я включил, послушал и вот какие у меня впечатления: Во-первых он необычайно громкий. И это во-вторых и в-трьетьих. Как пела Земфира - хочешь я убью соседей? Этот двадцати-ваттничек отлично подойдет для этих целей. Я с трудом играл на нем на значении ручки громкости где-то между нулем и еденичкой - и это еще надо осторожно ловить - чтобы не оглохнуть сразу. Мой вердикт прямо моментальный - эта штука не для дома. А точнее не для дома обычного человека в нашей стране. Очень бл#ть громко - громче чем стоваттная башка, поскольку на последней хоть мастер-громкость есть - а тут х#й тебе на бутерброде с маслом. Во-вторых, перегруз. Это же очень важно. Я никогда не помню чтобы меня зарубал чистый звук какого-либо усилка - если это конечно не Marshall Plexi. А вот найти клевый перегруз - это еще та задачка - почти как квадратный многочлен - многие о нем слышали, но никто не видел. На той громкости что можно было слушать в квартире - это был перегруз в духе Led Zeppelin, Deep Purple и прочей классической шняги семидесятых, когда никто не делал искуственных флажолетов и мьюта на пауэр-аккордах. Если сделать чуть погромче (я пробовал минут пять пока не пришли соседи) - то появляется хайгейн. Но какой хайгейн? Не шедевр. Конечно можно поиграть песни Metallica - но это не меса, и даже не маршал - так что-то среднестатистическое типа обычной примочки за сто баксов. Немного рыхловато, немного не хватает низов, немного аккорды распадающееся на куски вместо крепко сжатого кулака. В общем, мое мнение - это можно поставить на репетиционную базу. Можно поставить в некрупный клуб на сцену (и юзать с примочками). Можно возить с собой на концерты (все таки такую башку таскать не сложно). Но для обычного дома где живет среднестатистический диванный гитаро маньяк отечественного производста - эта штука не подходит. Во всех отношениях лучше взять набивший оскомину Marshall DSL401 и не париться. Я не очень, если честно, понимаю зачему Олегу с его David Gilmour Strat такой усилитель. Но ведь душа гитарного маньяка - это даже не потемки, это бл#ть невероятный лабиринт, из которого нет выхода наружу. В следующий раз напишу о Marshall Haze 15 - почему я его купил и почему решил продать. А пока у меня остается Vox NightTrain - есть в ней своя прелесть - но об этом тоже позже. Не все сразу, - как сказала одна милая девушка в ответ на мое требование анального секса. 30.04.2010 p.s. В качестве бонуса вот вам пятилетней давности интервью Edge, которое когда-то перевел Саша Авдуевский. Основные фирменные ингредиенты Вашего гитарного звука – «висящие» ноты, резкий, яркий тембр – характерно ирландские. Хотя Вы и родились в Уэльсе, Вы выросли в Ирландии. Вы слушаете кельтскую музыку? Когда я был ребенком, мой слух, несомненно, подхватывал все окружавшие меня звуки и сохранял их на будущее. Самым важным для меня всегда было, однако, что слышу в музыке, или что я хочу слышать в музыке. Я изо всех стараюсь избегать клише. Поэтому если я как-то выделяюсь, как гитарист, это потому что я неизменно отказываюсь идти по протоптанной тропе. Я хочу привнести новую перспективу в свою игру. Этого трудно достигнуть, но это, что мной движет Когда Ваша тяга к педали эхо вырвалась на свободу? Когда мы записывали наши первые демо, мы впервые столкнулись с эффектом эхо Memory Man. К тому моменту мы играли вместе уже пару лет и искали способы украсить наш звук, чтобы шагнуть чуть дальше за типичное звучание нескольких инструментов, играющих вместе. Буквально за минуты я проникся не только текстурными эффектами, которые создает эхо, но и ритмическими фишками, которые с ним возможны. Поскольку у нас всего трое музыкантов, не считая свободного вокалиста, возможность выстраивания нескольких ритмов была очень полезной. Обычно ритм группе задают басист и барабанщик. Не заметили ли вы, что с появлением эха, вы стали выполнять роль «метронома» в группе? Да, это привело к тому, что мы с Larry стали ритм-секцией, что позволило Adam быть более творчески свободным. До того момента мы были очень панковыми – много прямолинейных ритмов в 4/4 – и Adam просто незатейливо мочил. Один из приятных моментов игры с эхо заключается в том, что ты становишься более ровным в плане темпа и ритма. Это как играть в теннис о кирпичную стену: мячик отскакивает в тебя сразу же, он не даст тебе передышки. И ты находишь способы, чтобы держать ритм, чтобы предугадывать момент, когда звук вернется назад. Эхо сделало меня более точным музыкантом. Творческий аспект этого тоже великолепный, потому что эхо переносит твою партию в другое изменение. Это то, что Andy Warhol сделал с искусством, отпечатав литографии с банками супа. Он играл с искусством, перевернул его с ног наголову. Все неприкосновенные условности относительно образа были просто выброшены прочь. Я следую этому эстетическому принципу. Как ни странно, я испытываю куда меньше проблем с исполнением гитарных партий, чем с их сочинением. Я просто играюсь с эхо и другими эффектами, кручу ручки, доводя все до безумия, и в итоге это приводит меня куда-то. Я придумал так много партий, просто экспериментируя с эхо – это бездонный источник. Наибольшая разница между мной и другими гитаристами заключается в том, что я использую эффекты не для того, чтобы украсить готовые партии. Я придумываю партии при помощи эффектов. Это критически важный элемент того, что я делаю, и я не считаю их просто аксессуаром. Использование эффектов вовсе не является «жульничеством», как полагают некоторые. Это часть искусства. В том что касается стиля, Вы всегда следовали принципу «чем меньше, тем лучше». Лозунгом U2 в течение длительного время было «Три аккорда и правда», почему не «10 аккордов и правда»? Потому что так красивее звучит! (Смеется) Я никогда не стремился пилить на гитаре ради самого процесса. Я всегда искал более экономичный путь достичь результата. Хорошие песни, риффы, идеи: вот что мне интересно. Гонять пальцы вниз и вверх по грифу, это очень неоригинально. Это гитарная олимпиада, и я не могу себе представить что-то более бессмысленное Однако на «Achtung Baby!» Вы отрываетесь на таких песнях, как «The Fly». Было здорово слышать, как вы пилите это безумное соло с квакушкой. Это было прикольно. Что я могу сказать? Это было в кассу там, но не везде. Опять же, я гонюсь за звучанием, и я сделаю все, чтобы звучать так, как хочу. Но дело было вовсе не в демонстрации моего умения. Голая техника меня не интересует. Однако, с точки зрения звука, на «Achtung Baby!» Вы следовали скорее принципу «чем больше, тем лучше». Гитары смазаны, они поднимаются и тонут в миксе, находясь то в фокусе, то вне его. «Waiting For The End Of The World» - это «ураган гитар». Так будет правильнее сказать. Этого требовал материал. Я продолжал искать способ достичь максимального эффекта минимальными средствами! Я понимаю, что иногда надо чтобы гитара отправилась в полет, и мне это полностью в кайф. Но всему свое время, понимаете? А многие гитаристы не знают, когда надо нажать на тормоза. А относительно написания песен? Многие из Ваших наиболее известных песен – «Bad», «One», «I Will Follow» - основаны всего на одном-двух аккордах… Это меня безгранично привлекает. Самые мощные идеи обычно самые простые. «One» -это два аккорда с минимальными вариациями. Это бесспорно законченная работа. Если бы мы еще что-то туда добавили, не было бы никакой пользы кроме вреда. То же самое с «Bad». Я помню, как мы работали с Brian Eno, и идея заключалась в том, чтобы продолжать эту двухаккордную мантру пока это не станет невыносимым, а затем – бам! – мы делаем смену гармонии и это звучит так драматично. Такими песнями я восторгаюсь. В своем недавнем интервью журналу Time вы описали сочинение песен и запись альбомов как «трудоемкий, мучительный процесс». Вы так же сказали, что Adam и Larry достаточно жестко критиковали Вас и Bono в процессе написания материала для «How To Dismantle An Atomic Bomb» Да, они могут быть очень суровыми критиками. Я всегда настолько погружен в процесс сочинения и записи, что наверное мене всех склонен к объективности. Adam и Larry не настолько заняты этим процессом, и могут посмотреть со стороны и сказать: «Эй, Edge, тебе может казаться, что дело сделано, но это не так. На самом деле все далеко не готово». Вот что происходило, на «Первом Этапе», как я это называю, записи, которую мы сделали с Chris Thomas." Давайте поговорим о «Первом Этапе». Вы изначально настроились работать над записью только с Chris Thomas? Да. Мы с ним находились на завершающей стадии работы над альбомом. У нас было две-три песни готовых к сведению и пять-шесть почти готовых. В какой-то момент нам казалось, еще два месяца, и все готово, но затем стало ясно, что это не так. Так сказать, вечером на казалось, что запись готова, и а на утро она оказывается далека от готовности. Поэтому мы попросили Steve Lillywhite подключиться, и помочь нам разрулить работу. Это такой тяжкий процесс. Мне всегда поначалу кажется, что все будет проще. Но Steve не был единственным продюсером, которого привлекли к работе. Этот альбом похож на фестиваль всех продюсеров, которые когда-либо работали с группой: Brian Eno, Daniel Lanois, Flood... Работа над нашими альбомами всегда идет в течение длительного времени, и мы часто подключаем разных людей к разным этапам записи. На альбоме «Pop» мы задействовали Flood, Nellee Hooper и Howie B. Для нас нет ничего необычного в таком подходе. Но что, я думаю, отличало эту запись, так это то, что у самого, как нам казалось, завершения работы, происходило капитальное переосмысление и переделка всего. Поначалу настолько радикальное возвращение к точке отсчета было несколько некомфортным. Ты говоришь себе: «Как хорошо начать все заново». Ты убеждаешь сам себя. Но трудно не чувствовать некоторого разочарования, от того, что ты ходишь по кругу. Просто музыкальный Гордиев узел! Именно так. Точнее несколько узлов сразу. Главный урок, который я стараюсь вынести – не быть чересчур негибким. Альбомы органичны, подвижны: песни говорят тебе, куда двигаться, и ты должен быть открытым, чтобы слышать, что они говорят. Каждая песня – это дар свыше. Звучит избито, но я действительно в этом убежден. И это может быть тяжкий дар. Некоторые песни получаются так быстро, что невозможно в это поверить, и ты начинаешь думать: «Минутку. Это получилось так быстро, что не может быть готовым». Остальные песни – большинство из них – отнимают очень много времени. Это как раз тяжкие дары. И опять же, критика внутри группы очень жесткая. Обычно мы просто выворачиваем песню наизнанку, переписываем, переделываем, расчленяем и истязаем до смерти. Но полное издевательство над песней помогает тебе понять ее суть, и мы докапываемся до каждого элемента – хуков, риффов, темпов, текстов, куплетов, припевов, вступлений, концовок… А какая именно из песен отняла невероятно много времени? «Sometimes You Can't Make It On Your Own» рождалась очень медленно. Мы начали работать над ней во время сессий «All That You Can't Leave Behind, перед тем как влились Brian Eno и Daniel Lanois. Мы записали демо и рассмотрели его под разными углами зрения. Куплеты были так себе, поэтому я их переделывал и переделывал. Это была крайне мучительная песня, до одури, до умопомрачения. Что бы мы не делали, она звучала слишком традиционно. А это было опасно, потому что так можно скатиться до ортодоксального попурри, с чем мы постоянно боремся. В итоге, мы положили песню на полку, но вернули ее к жизни, когда началась работа над последним альбомом. Некоторые песни не хотят умирать, и это один из признаков хорошего материала. И как же вы ухитрились сделать песню «правильной»? Bono заменил один аккорд, вставил что-то очень минорное. Он поменял один аккорд в куплете, и вся песня буквально расцвела. Но на этом история не закончилась. Мы записали песню с Chris Thomas, получились очень хорошие дубли, но они не клеились. Тогда мы переписали песню заново, но ничего не получилось. И пока не пришли Nellee и Steve Lillywhite, мы не могли довести песню до состояния, когда были ей удовлетворены. У этой песни, несомненно, есть этот привкус мемфисского соул. Еще со времен «The Unforgettable Fire» и «Rattle And Hum» заметно, что U2 очень любят музыку американского Юга. У Вас получается записать песни вроде «In A Little While» (с» All That You Can't Leave Behind»), так, что это не выглядит попытка вырядиться в чужую одежду... Хорошо подмечено. Я думаю, что мы более продвинуты в своих влияниях, чем в ранний период. «Rattle And Hum» - это в некотором роде музыкальный отчет о наших изысканиях в американской музыке. Мы как бы сказали: «Вот песни, отражающие наши увлечения». Не забудьте, мы выросли в Дублине, и кроме наших любимых панк-групп не знали иной американской музыки. Для нас во время Америку олицетворял Lou Reed. А не, скажем, Creedence Clearwater Revival. Но это просто вопрос поколения. Это не было отражением нашего видения музыки, просто мы многого не слышали. И я надеюсь, задействуя разные стили и влияния извне, мы звучим естественно. Самым худшим для нас было бы разродиться дешевой пародией на американскую музыку, как Вы сказали – вырядиться в чужую одежду. Нет ничего плохого в том, чтобы отдать дань хорошей музыке, но только не за счет новых идей. Как появилась песня «Vertigo»? А, «Vertigo» На раз-два-три (загибает пальцы). Я написал Vertigo за одну из первых сессий, которые устраивал, чтобы собрать идеи для нового альбома. Я играл под лупы которые сделал Larry и через несколько минут записал набросок гитарной партии, и в итоге получилась «Vertigo». Надо ценить те моменты, когда рождаются хорошие риффы. Храните ли Вы риффы в «копилке», и какова судьба риффов, которые некуда приткнуть? Как вы сказали, я храню их в копилке. У меня тонна риффов. Это такая ценная коллекция, потому что однажды они превратятся в песни. Надо просто подождать, когда придет их время. «Love And Peace... Or Else» – очень интересная песня. Как Вы получили этот звук перед соло. Это звучит так, как будто вы играете под водой... Весь микс идет через фильтр, не только гитарная партия. Да, идеей было выразить подъем на поверхность. Когда дело дошло до соло, я боялся погрязнуть в клише. Исполняя блюзовое соло, никуда не деться от клише, поэтому я в итоге играл слайдом на акустической гитаре. Это акустика? Клянусь! Я попробовал сыграть на электрогитаре, но это звучало слишком штампованно. Но, записав акустику микрофоном, мы смогли сделать партию более выдающейся. По-моему, это был старый Gibson J-200, с очень клевым звуком. Я горжусь этим соло. Давайте поговорим о Ваших гитарах. С самого начала вы играли на Gibson Explorer. Почему именно этот инструмент? Это была моя единственная гитара. Видели бы вы нас в студии, когда мы записывали «Boy». Steve Lillywhite был ошлеомлен, когда я вынул Explorer из кейса. Он только посмотрел на меня и сказал: «Хм, а что еще у тебя есть?». А я показал один палец и сказал: «У меня одна гитара, и на перед тобой». А как Вы пришли в покупке Explorer? У меня была поездка в Нью-Йорк, и я зашел в музыкальный магазин. У меня не было намерения покупать Explorer. Тогда я мечтал о шестиструнном Rickenbacker. Но когда я взял в руки Explorer это было такое чувство. Я просто не ожидал, что гитара будто заговорит со мной. «В ней есть песни», - сказал я себе. Визуально это необычная гитара. Как Вы оценили свой внешний вид, когда впервые повесили ее на себя? Я немного нервничал на этот счет. Когда я вернулся в Дублин, и вынул ее из кейса перед группой, я думал: «Ну и что же сейчас начнется?». Это было настолько далеко от того, что от меня ожидали. Была, быть может, пара реплик, но все срослось очень быстро – внешний вид, звук. Все было естественно. На сцене Вы используете много разных гитар SG, Tele, Les Paul... Да, они все со своей фишкой. Я всегда стараюсь получить на сцене наилучший звук, звук максимально приближенный к записи. Конечно, я не могу таскать за собой вокруг света все гитары, какими обладаю, но тем не менее, на сцене я использую целых 17! Я иду на некоторые компромиссы. Например, Tele, на котором я играю на сцене – это не тот самый Tele – голубой 1960s Telecaster с Bigsby. Я использовал его на оригинальном демо «Vertigo» и потом никогда не мог полностью воспроизвести этот звук. Получается похоже, но те моменты, когда ты вдохновлен и что-то происходит, невозможно повторить." Ваш звук настолько узнаваем, а этого удается добиться немногим. Но не превратилось ли это в бремя? Не достает ли Вас быть «тем парнем с педалью задержки»?' Нет, абсолютно. Это то, чего я так пытался достигнуть, почему я должен от этого отказываться? Но это не значит, что я не считаю нужным развиваться. Безусловно, на «Beautiful Day» мы сказали: «Здесь у нас будет классический звук U2». И это было в тему, потому что песня того требовала. Поэтому скажу, что меня не очень беспокоит, как меня воспринимают, но сам я все время стараюсь меняться. Я всегда хочу помнить о том, почему я играю в группе. Материал с сайта distortion.ru

Горячие головы.

Время: 30.04.2010 00:00

В юности когда я еще не занимался потреблением алкогольных напитков, моя мама совершенно искренне ненавидела всего два из моих увлечений - это гитара и футбол. Со временем когда я стал работать в гитарном бизнесе мама стала полегче относиться к гитарам. Но вот что касается футбола, то никакой пользы кроме возможности получить травму или нанести ее кому-то другому она не видела. А то что я получаю заряд неверотной бодрости духа - она считала мелочью.

И вот так случилось, что на днях, мое футбольное увлечение наконец-то принесло пользу человечеству. Не всему конечно населению планеты, но хоты бы его крошечной части. Было это так - собираясь выйти из дома, я ообнаружил, что дверь из подъезда на улицу сломалась и не открывается - что-то там заклинило в этой железной дуре с замком от домофона и она никак не хотела распахнуться настежь. Надо сказать я был не одинок в этой проблеме. Внутри подъезда толклись еще человек десять жителей, что не могли покинуть дом. И снаружи было примерно столько же, кто не мог войти.

Горячие головы.

автор текста : Сергей Тынку

Что было делать? Ждать службу спасения? Выбивать стекло в большом подъездном окне? Там рядом со мной было среди людей несколько мужчин - они пытались быть в дверь ногами и плечами. А я был в кроссовках и за спиной у меня был рюкзак с футбольной формой спартаковских цветов - я собирался завершить тот день в игре. В общем там было три метра для разбега - я сделал как надо - вмазал по этой двери с такой силой... Люди были спасены и могли свободно перемещаться в пространствах улицы и жилища. Мне выразили благодарность в перемешку с некоторым удивлением. И следующие минут пятнадцать в метро я думал, о том какой я молодец.

А потом настроение начало портиться. Вообще мое настроение - оно как кошка. Вот только что сидит у тебя на коленях и мурлычет, а потом и вдруг вскакивает и куда-то уходит за диван, спрятавшись ото всех. Почему то я стал ощущать себя смешным и нелепым. От того что помог людям и себе не чем-то разумным (как можно было ожидать от человека с высшим образованием), а просто хорошим ударом ноги каким убить можно. Я стал пытаться вспомнить - помогал ли когда-нибудь людям вообще и делал ли это посредством головы. Ничего подобного отыскать в большом шкафу памяти не удалось. Моя голова была бесполезной.

Чтобы отвлечь себя от этих глупых грустных мыслей, я стал пытаться подумать о чем-то хорошем. Знаешь у меня есть дежурные мысли, которые нужны мне только для того, чтобы привести себя в определенное состояние. Например когда у меня нежелательная эрекция - я думаю о Linxy и она пропадает. Как-то мне делали лечебный массаж в области задницы - ну у меня было смещение позвонков после падения со скамейки где я танцевал по пьяни. И в этот момент массажа я думал об одной девушке - и у меня все встало. А потом я представил - мужик мне массирует задницу, в конце он как всегда говорит "перевернитесь на спину" - а у меня член стоит - что он подумает? Поэтому я по-быстрому нагнал в голову мыслей о своем друге Linxy и эрекция тут же прошла.

А тут чтобы как-то прогнать грусть я стал думать о гитаристе группы U2 по имени Edge. Мне почему-то всегда казалась невероятно смешной его голова. Она была похожа на черепаховую. И она была как будто непропорционального размера относительно его плеч. В общем мне всегда весело когда я о нем думаю. Наверное это какой-то психологический прием когда у тебя в запасе есть вещи о которых ты начинаешь думать ради достижения какого-либо эффекта - уверен у тебя тоже такое есть, но что-то свое.

И вот я ехал в метро, думал о голове Edge, а дома у меня между тем лежало несклько других голов, гитарных. И мне надо было их послушать и что-то сказать о них. Это тоже смешные головы. Потому что они входят в класс "маленьких голов". Олег любезно привез мне двадцати-ваттную Krank Rev Jr. Pro на несколько дней чтобы услышать. Я никогда ранее не слышал усилков Krank, но мне сказали что это хайгеновая штучка-убийца.

Описание этого усилка в сети выглядели очень заманчивыми - два канала, разрыв для петли эффектов, небольшие размеры, чистая лампа и наконец-то хайгейн. В общем я стал думать, что возможно это тот аппарат, что нужно в конце концов купить себе в дом для обретения счастья. А потом я включил, послушал и вот какие у меня впечатления:

Во-первых он необычайно громкий. И это во-вторых и в-трьетьих. Как пела Земфира - хочешь я убью соседей? Этот двадцати-ваттничек отлично подойдет для этих целей. Я с трудом играл на нем на значении ручки громкости где-то между нулем и еденичкой - и это еще надо осторожно ловить - чтобы не оглохнуть сразу. Мой вердикт прямо моментальный - эта штука не для дома. А точнее не для дома обычного человека в нашей стране. Очень бл#ть громко - громче чем стоваттная башка, поскольку на последней хоть мастер-громкость есть - а тут х#й тебе на бутерброде с маслом.

Во-вторых, перегруз. Это же очень важно. Я никогда не помню чтобы меня зарубал чистый звук какого-либо усилка - если это конечно не Marshall Plexi. А вот найти клевый перегруз - это еще та задачка - почти как квадратный многочлен - многие о нем слышали, но никто не видел. На той громкости что можно было слушать в квартире - это был перегруз в духе Led Zeppelin, Deep Purple и прочей классической шняги семидесятых, когда никто не делал искуственных флажолетов и мьюта на пауэр-аккордах.

Если сделать чуть погромче (я пробовал минут пять пока не пришли соседи) - то появляется хайгейн. Но какой хайгейн? Не шедевр. Конечно можно поиграть песни Metallica - но это не меса, и даже не маршал - так что-то среднестатистическое типа обычной примочки за сто баксов. Немного рыхловато, немного не хватает низов, немного аккорды распадающееся на куски вместо крепко сжатого кулака.

В общем, мое мнение - это можно поставить на репетиционную базу. Можно поставить в некрупный клуб на сцену (и юзать с примочками). Можно возить с собой на концерты (все таки такую башку таскать не сложно). Но для обычного дома где живет среднестатистический диванный гитаро маньяк отечественного производста - эта штука не подходит. Во всех отношениях лучше взять набивший оскомину Marshall DSL401 и не париться.

Я не очень, если честно, понимаю зачему Олегу с его David Gilmour Strat такой усилитель. Но ведь душа гитарного маньяка - это даже не потемки, это бл#ть невероятный лабиринт, из которого нет выхода наружу. В следующий раз напишу о Marshall Haze 15 - почему я его купил и почему решил продать. А пока у меня остается Vox NightTrain - есть в ней своя прелесть - но об этом тоже позже. Не все сразу, - как сказала одна милая девушка в ответ на мое требование анального секса.

30.04.2010

p.s. В качестве бонуса вот вам пятилетней давности интервью Edge, которое когда-то перевел Саша Авдуевский.

Основные фирменные ингредиенты Вашего гитарного звука – «висящие» ноты, резкий, яркий тембр – характерно ирландские. Хотя Вы и родились в Уэльсе, Вы выросли в Ирландии. Вы слушаете кельтскую музыку?

Когда я был ребенком, мой слух, несомненно, подхватывал все окружавшие меня звуки и сохранял их на будущее. Самым важным для меня всегда было, однако, что слышу в музыке, или что я хочу слышать в музыке. Я изо всех стараюсь избегать клише. Поэтому если я как-то выделяюсь, как гитарист, это потому что я неизменно отказываюсь идти по протоптанной тропе. Я хочу привнести новую перспективу в свою игру. Этого трудно достигнуть, но это, что мной движет

Когда Ваша тяга к педали эхо вырвалась на свободу?

Когда мы записывали наши первые демо, мы впервые столкнулись с эффектом эхо Memory Man. К тому моменту мы играли вместе уже пару лет и искали способы украсить наш звук, чтобы шагнуть чуть дальше за типичное звучание нескольких инструментов, играющих вместе.
Буквально за минуты я проникся не только текстурными эффектами, которые создает эхо, но и ритмическими фишками, которые с ним возможны. Поскольку у нас всего трое музыкантов, не считая свободного вокалиста, возможность выстраивания нескольких ритмов была очень полезной.

Обычно ритм группе задают басист и барабанщик. Не заметили ли вы, что с появлением эха, вы стали выполнять роль «метронома» в группе?

Да, это привело к тому, что мы с Larry стали ритм-секцией, что позволило Adam быть более творчески свободным. До того момента мы были очень панковыми – много прямолинейных ритмов в 4/4 – и Adam просто незатейливо мочил. Один из приятных моментов игры с эхо заключается в том, что ты становишься более ровным в плане темпа и ритма. Это как играть в теннис о кирпичную стену: мячик отскакивает в тебя сразу же, он не даст тебе передышки. И ты находишь способы, чтобы держать ритм, чтобы предугадывать момент, когда звук вернется назад. Эхо сделало меня более точным музыкантом.

Творческий аспект этого тоже великолепный, потому что эхо переносит твою партию в другое изменение. Это то, что Andy Warhol сделал с искусством, отпечатав литографии с банками супа. Он играл с искусством, перевернул его с ног наголову. Все неприкосновенные условности относительно образа были просто выброшены прочь. Я следую этому эстетическому принципу. Как ни странно, я испытываю куда меньше проблем с исполнением гитарных партий, чем с их сочинением. Я просто играюсь с эхо и другими эффектами, кручу ручки, доводя все до безумия, и в итоге это приводит меня куда-то. Я придумал так много партий, просто экспериментируя с эхо – это бездонный источник.

Наибольшая разница между мной и другими гитаристами заключается в том, что я использую эффекты не для того, чтобы украсить готовые партии. Я придумываю партии при помощи эффектов. Это критически важный элемент того, что я делаю, и я не считаю их просто аксессуаром. Использование эффектов вовсе не является «жульничеством», как полагают некоторые. Это часть искусства.

В том что касается стиля, Вы всегда следовали принципу «чем меньше, тем лучше». Лозунгом U2 в течение длительного время было «Три аккорда и правда», почему не «10 аккордов и правда»?

Потому что так красивее звучит! (Смеется) Я никогда не стремился пилить на гитаре ради самого процесса. Я всегда искал более экономичный путь достичь результата. Хорошие песни, риффы, идеи: вот что мне интересно. Гонять пальцы вниз и вверх по грифу, это очень неоригинально. Это гитарная олимпиада, и я не могу себе представить что-то более бессмысленное

Однако на «Achtung Baby!» Вы отрываетесь на таких песнях, как «The Fly». Было здорово слышать, как вы пилите это безумное соло с квакушкой.

Это было прикольно. Что я могу сказать? Это было в кассу там, но не везде. Опять же, я гонюсь за звучанием, и я сделаю все, чтобы звучать так, как хочу. Но дело было вовсе не в демонстрации моего умения. Голая техника меня не интересует.

Однако, с точки зрения звука, на «Achtung Baby!» Вы следовали скорее принципу «чем больше, тем лучше». Гитары смазаны, они поднимаются и тонут в миксе, находясь то в фокусе, то вне его.

«Waiting For The End Of The World» - это «ураган гитар». Так будет правильнее сказать. Этого требовал материал. Я продолжал искать способ достичь максимального эффекта минимальными средствами! Я понимаю, что иногда надо чтобы гитара отправилась в полет, и мне это полностью в кайф. Но всему свое время, понимаете? А многие гитаристы не знают, когда надо нажать на тормоза.

А относительно написания песен? Многие из Ваших наиболее известных песен – «Bad», «One», «I Will Follow» - основаны всего на одном-двух аккордах…

Это меня безгранично привлекает. Самые мощные идеи обычно самые простые. «One» -это два аккорда с минимальными вариациями. Это бесспорно законченная работа. Если бы мы еще что-то туда добавили, не было бы никакой пользы кроме вреда. То же самое с «Bad». Я помню, как мы работали с Brian Eno, и идея заключалась в том, чтобы продолжать эту двухаккордную мантру пока это не станет невыносимым, а затем – бам! – мы делаем смену гармонии и это звучит так драматично. Такими песнями я восторгаюсь.

В своем недавнем интервью журналу Time вы описали сочинение песен и запись альбомов как «трудоемкий, мучительный процесс». Вы так же сказали, что Adam и Larry достаточно жестко критиковали Вас и Bono в процессе написания материала для «How To Dismantle An Atomic Bomb»

Да, они могут быть очень суровыми критиками. Я всегда настолько погружен в процесс сочинения и записи, что наверное мене всех склонен к объективности. Adam и Larry не настолько заняты этим процессом, и могут посмотреть со стороны и сказать: «Эй, Edge, тебе может казаться, что дело сделано, но это не так. На самом деле все далеко не готово». Вот что происходило, на «Первом Этапе», как я это называю, записи, которую мы сделали с Chris Thomas."

Давайте поговорим о «Первом Этапе». Вы изначально настроились работать над записью только с Chris Thomas?

Да. Мы с ним находились на завершающей стадии работы над альбомом. У нас было две-три песни готовых к сведению и пять-шесть почти готовых. В какой-то момент нам казалось, еще два месяца, и все готово, но затем стало ясно, что это не так. Так сказать, вечером на казалось, что запись готова, и а на утро она оказывается далека от готовности. Поэтому мы попросили Steve Lillywhite подключиться, и помочь нам разрулить работу. Это такой тяжкий процесс. Мне всегда поначалу кажется, что все будет проще.

Но Steve не был единственным продюсером, которого привлекли к работе. Этот альбом похож на фестиваль всех продюсеров, которые когда-либо работали с группой: Brian Eno, Daniel Lanois, Flood...

Работа над нашими альбомами всегда идет в течение длительного времени, и мы часто подключаем разных людей к разным этапам записи. На альбоме «Pop» мы задействовали Flood, Nellee Hooper и Howie B. Для нас нет ничего необычного в таком подходе. Но что, я думаю, отличало эту запись, так это то, что у самого, как нам казалось, завершения работы, происходило капитальное переосмысление и переделка всего. Поначалу настолько радикальное возвращение к точке отсчета было несколько некомфортным. Ты говоришь себе: «Как хорошо начать все заново». Ты убеждаешь сам себя. Но трудно не чувствовать некоторого разочарования, от того, что ты ходишь по кругу.

Просто музыкальный Гордиев узел!

Именно так. Точнее несколько узлов сразу. Главный урок, который я стараюсь вынести – не быть чересчур негибким. Альбомы органичны, подвижны: песни говорят тебе, куда двигаться, и ты должен быть открытым, чтобы слышать, что они говорят. Каждая песня – это дар свыше. Звучит избито, но я действительно в этом убежден. И это может быть тяжкий дар. Некоторые песни получаются так быстро, что невозможно в это поверить, и ты начинаешь думать: «Минутку. Это получилось так быстро, что не может быть готовым». Остальные песни – большинство из них – отнимают очень много времени. Это как раз тяжкие дары. И опять же, критика внутри группы очень жесткая. Обычно мы просто выворачиваем песню наизнанку, переписываем, переделываем, расчленяем и истязаем до смерти. Но полное издевательство над песней помогает тебе понять ее суть, и мы докапываемся до каждого элемента – хуков, риффов, темпов, текстов, куплетов, припевов, вступлений, концовок…

А какая именно из песен отняла невероятно много времени?

«Sometimes You Can't Make It On Your Own» рождалась очень медленно. Мы начали работать над ней во время сессий «All That You Can't Leave Behind, перед тем как влились Brian Eno и Daniel Lanois. Мы записали демо и рассмотрели его под разными углами зрения. Куплеты были так себе, поэтому я их переделывал и переделывал. Это была крайне мучительная песня, до одури, до умопомрачения. Что бы мы не делали, она звучала слишком традиционно. А это было опасно, потому что так можно скатиться до ортодоксального попурри, с чем мы постоянно боремся.
В итоге, мы положили песню на полку, но вернули ее к жизни, когда началась работа над последним альбомом. Некоторые песни не хотят умирать, и это один из признаков хорошего материала.

И как же вы ухитрились сделать песню «правильной»?

Bono заменил один аккорд, вставил что-то очень минорное. Он поменял один аккорд в куплете, и вся песня буквально расцвела. Но на этом история не закончилась. Мы записали песню с Chris Thomas, получились очень хорошие дубли, но они не клеились. Тогда мы переписали песню заново, но ничего не получилось. И пока не пришли Nellee и Steve Lillywhite, мы не могли довести песню до состояния, когда были ей удовлетворены.

У этой песни, несомненно, есть этот привкус мемфисского соул. Еще со времен «The Unforgettable Fire» и «Rattle And Hum» заметно, что U2 очень любят музыку американского Юга. У Вас получается записать песни вроде «In A Little While» (с» All That You Can't Leave Behind»), так, что это не выглядит попытка вырядиться в чужую одежду...

Хорошо подмечено. Я думаю, что мы более продвинуты в своих влияниях, чем в ранний период. «Rattle And Hum» - это в некотором роде музыкальный отчет о наших изысканиях в американской музыке. Мы как бы сказали: «Вот песни, отражающие наши увлечения». Не забудьте, мы выросли в Дублине, и кроме наших любимых панк-групп не знали иной американской музыки. Для нас во время Америку олицетворял Lou Reed. А не, скажем, Creedence Clearwater Revival.

Но это просто вопрос поколения. Это не было отражением нашего видения музыки, просто мы многого не слышали. И я надеюсь, задействуя разные стили и влияния извне, мы звучим естественно. Самым худшим для нас было бы разродиться дешевой пародией на американскую музыку, как Вы сказали – вырядиться в чужую одежду. Нет ничего плохого в том, чтобы отдать дань хорошей музыке, но только не за счет новых идей.

Как появилась песня «Vertigo»?

А, «Vertigo» На раз-два-три (загибает пальцы). Я написал Vertigo за одну из первых сессий, которые устраивал, чтобы собрать идеи для нового альбома. Я играл под лупы которые сделал Larry и через несколько минут записал набросок гитарной партии, и в итоге получилась «Vertigo». Надо ценить те моменты, когда рождаются хорошие риффы.

Храните ли Вы риффы в «копилке», и какова судьба риффов, которые некуда приткнуть?

Как вы сказали, я храню их в копилке. У меня тонна риффов. Это такая ценная коллекция, потому что однажды они превратятся в песни. Надо просто подождать, когда придет их время.

«Love And Peace... Or Else» – очень интересная песня. Как Вы получили этот звук перед соло. Это звучит так, как будто вы играете под водой...

Весь микс идет через фильтр, не только гитарная партия. Да, идеей было выразить подъем на поверхность. Когда дело дошло до соло, я боялся погрязнуть в клише. Исполняя блюзовое соло, никуда не деться от клише, поэтому я в итоге играл слайдом на акустической гитаре.

Это акустика?

Клянусь! Я попробовал сыграть на электрогитаре, но это звучало слишком штампованно. Но, записав акустику микрофоном, мы смогли сделать партию более выдающейся. По-моему, это был старый Gibson J-200, с очень клевым звуком. Я горжусь этим соло.

Давайте поговорим о Ваших гитарах. С самого начала вы играли на Gibson Explorer. Почему именно этот инструмент?

Это была моя единственная гитара. Видели бы вы нас в студии, когда мы записывали «Boy». Steve Lillywhite был ошлеомлен, когда я вынул Explorer из кейса. Он только посмотрел на меня и сказал: «Хм, а что еще у тебя есть?». А я показал один палец и сказал: «У меня одна гитара, и на перед тобой».

А как Вы пришли в покупке Explorer?

У меня была поездка в Нью-Йорк, и я зашел в музыкальный магазин. У меня не было намерения покупать Explorer. Тогда я мечтал о шестиструнном Rickenbacker. Но когда я взял в руки Explorer это было такое чувство. Я просто не ожидал, что гитара будто заговорит со мной. «В ней есть песни», - сказал я себе.

Визуально это необычная гитара. Как Вы оценили свой внешний вид, когда впервые повесили ее на себя?

Я немного нервничал на этот счет. Когда я вернулся в Дублин, и вынул ее из кейса перед группой, я думал: «Ну и что же сейчас начнется?». Это было настолько далеко от того, что от меня ожидали. Была, быть может, пара реплик, но все срослось очень быстро – внешний вид, звук. Все было естественно.

На сцене Вы используете много разных гитар SG, Tele, Les Paul...

Да, они все со своей фишкой. Я всегда стараюсь получить на сцене наилучший звук, звук максимально приближенный к записи. Конечно, я не могу таскать за собой вокруг света все гитары, какими обладаю, но тем не менее, на сцене я использую целых 17! Я иду на некоторые компромиссы. Например, Tele, на котором я играю на сцене – это не тот самый Tele – голубой 1960s Telecaster с Bigsby. Я использовал его на оригинальном демо «Vertigo» и потом никогда не мог полностью воспроизвести этот звук. Получается похоже, но те моменты, когда ты вдохновлен и что-то происходит, невозможно повторить."

Ваш звук настолько узнаваем, а этого удается добиться немногим. Но не превратилось ли это в бремя? Не достает ли Вас быть «тем парнем с педалью задержки»?'

Нет, абсолютно. Это то, чего я так пытался достигнуть, почему я должен от этого отказываться? Но это не значит, что я не считаю нужным развиваться. Безусловно, на «Beautiful Day» мы сказали: «Здесь у нас будет классический звук U2». И это было в тему, потому что песня того требовала. Поэтому скажу, что меня не очень беспокоит, как меня воспринимают, но сам я все время стараюсь меняться. Я всегда хочу помнить о том, почему я играю в группе.

Материал с сайта distortion.ru

Автор	Тема: Re: Горячие головы. Время: 21.04.2012 23:47
oksalan	Прикольная статья. Спасибо я не читал такого не где. И я как понял это интервю с одним из участников U2. Я U2 уважаю. И даже не качаю а покупаю их диски.
oksalan

ОБРАТНО К СПИСКУ ТЕМ

В этот форум могут писать только зарегистрированные пользователи!

Статьи

Поиск музыкантов

работа для музыкантов

музыкальные инструменты

репетиционные базы Москвы

форум вокалистов

форум текстовиков

форум клавишников

форум барабанщиков

форум гитаристов

Горячие головы.

Горячие головы.

			Все репетиционные базы и студии
			Магазины музыкальных инструментов